Тихо. Так тихо, что не слышно ничего, даже приближения утра. А мысль окаянная всё вертится в голове, шепчет:" Смерть, шшш. Огонь, шшш. Дрожь..." Но почему так безмолвно, словно ты глубоко под землёй? А может и правда это конец? Я не увижу солнце, наш дом, маму? Страх, сердце где-то далеко, а ведь колотит, быстро-быстро улететь хочет. Тяжело дышать, горло жжёт. И тут доносится громкий удар чего-то тяжёлого. Вздрагиваешь, бомбят? Вскакиваешь, вокруг спокойно. Это кот наш Сенька чашку уронил. " Ах, проказник-то какой!" Я обхватываю влажными руками лицо, ещё горячая слеза, скатилась в длинный рукав моей рубашки; глянула на образы в углу и молвила:" Спаси и сохрани!"Перекрестилась, как полагается, а сон вспоминается до мельчайших деталей, и снова больно горло. Я шепчу про себя:" Куда ночь, туда и сон!" Там ему место.

Комната погружена во мрак. Стол посреди неё громоздок, отбрасывает зловещую тень, тяжесть льняной бурой скатёрки витает над ним, мама обещала:" Когда кончится война, постелем новую белую скатерть с вышитыми крестом красными цветами." Большие шкафы и высокие кровати сочетаются со столом и, кажется, сейчас выскочит из-за них чёрт, но он как будто чего-то ждёт, медлит. Предательски скрипят половицы и только они приветствуют меня этим утром, стараясь прогнать темноту. Не имеющая ничего общего с обстановкой, стоит печь, она белеет, светится, манит своей необъятностью и скрытностью. Недолго осталось, скоро она задымит, запыхтит, оживёт, когда-нибудь я испеку булочки с сахаром и маслицем. Оглядываю нашу светёлку, мамины плечи легко поднимаются и опускаются, рядом Рита уютно свернулась калачиком, посапывает своим маленьким носиком. Спокойно становится на душе, забываешь, как тяжело нам приходится работать и ждать, когда кончится эта проклятая война.

Чуть брезжит рассвет, расплываясь в молочное облако на горизонте. Далеко до первого луча, но что его ждать? Время упустить никак нельзя мне, Тоне-ученице, и я схватив ведро с водицею на донышке, накидываю куртку, сую ноги в галоши, бегу в ограду, а там в старую конюшню, открываю дверь, оглядываю свои владения, и два десятка ярких глаз встречаются с моими. Я говорю:

- Ага, выстроились уже, кто у нас сегодня командир?

- Му, - отвечает мне Зорька.

Все начинают наперебой подавать голоса.

- Ну, сейчас, сейчас, не торопитесь!

Я выхожу в ограду, залезаю по скользкой лестнице на сеновал, спускаю ароматное сено через дырку в потолке. Охотное чмоканье доносится до моего уха, ещё бы, ведь свежее. Возвращаюсь, и распределяю всем, кому-то пойло, мелкую кормовуху, а кому-то зелёную травку. Первым делом обряжаю коровушку, козу, они хорошо трудятся, молока на семью хватает. Потом на очереди овцы свиньи и куры. Набрав яйца, взяв посудины с молоком, забегаю в избу и обратно, скот на улицу просится, копытцами бьёт. Открываю ворота, светло, жарко сегодня будет, дышится не так, петухи голосисто поют. Зоря выводит всех, осматривает и важно отправляется к полям. Пусть кормилицы гуляют, пока травка сочная.

Жизнь в доме кипит, каждый занят своим делом, пока мама достаёт ухватом кашу, одеваюсь. Прихожу к столу, все молитву читают, нас мало отец и Петя наш на войне, Васю за старшего оставили. Только бы вернулись. Позавтракав, выхожу за ворота, меня уже ждёт Томка - моя закадычная подруга.

- Как думаешь, сегодня в колхоз отправят?

- Отправят, куда же ещё-то?

- Мамка сегодня письмо получила от Гриши, - говорит Тома.

- Как он там? Носки хоть в пору? А про Петю нашего не пишет?

- Пишет.Недавно вылет удачный сделали, наши немцев сбили!

-Так их!

Смотрю на небо, голубое, а где-то далеко бомбят, Пётр на своей маленькой птице летает, расправил он крылья, а рановато, хотя, крепко держится в полёте. Вспоминаю письмо, он говорит:" В петлю вошли ровно, и бочкой вниз, хитрим немного." А как это они в петлю вошли, небось ловушка какая была? Жаль папа не видит ни солнца, ни неба. Его в Нижний Тагил определили, глубоко под землёй завод этот, от лишних глаз спрятан, рабочие танки делают, на войну отправляют. Работают много, не спят. Папу недавно домой отпустили за недееспособность, отощал, кости все наружу повылезали, смотреть страшно, мы его в церковь попросили сходить, помолиться. Откормили, подарили тепло, уют. Он чуть окреп, да и на завод. Весточка всего одна от него пришла после этого, наверное, сил не остаётся.

Мы прибежали к школе, ребята уже ждут нас, собрались группой. Вышла Мария Анатольевна - наша учительница, молодая и очень красивая. Наша дружная компания двинулась в сторону Никифоровских полей, там колхоз. Быстро пришли на место, некогда по сторонам оглядываться, да считать ворон. Сегодня начинаем сбор урожая пшеницы. Колосья длинные, колосья крупные, кое-где даже стебель ломится от тяжести. Природа знает свое дело, всеми своими соками питает нынче хлеба, человек голодает, тяжело, а она силушку свою подбирает, в рост ладит и его накормить желает. По полю старухи ходят, причитают: "Да что вы грешите-то, хоть денечек бы помешкали. Праздник скоро большой, до него колос стоять должен. А там уж Боженька поможет. Слушая их, мы понимаем, что грех вершим, а на войне-то ждут, для борьбы с врагом силы нужны и желудок крепкий. Каждый на своем участке жнет, снопы вяжет, ставит, как бабу соломенную, чтоб ветерок обдул. Работаю, а руки в мозоли стираются, разогнусь, посмотрю на Люську, Томку - бойко работают, снова начну жать, да пуще прежнего, быстрей, проворней. Солнце палит, не отвлекаюсь, не замечаю ничего вокруг, в глазах потемнело, я расправилась, отряхнула юбку, наши ребята достали узелочки с картошкой, морковью, паренками и быстро стали есть. Я нашла в поле знакомую фигуру матери, побежала к ней, там поела, отдохнула, потом на новый участок перешла.

Вечер незаметно подкрался. Вернулись с матерью домой, управились с делами и сели у окна шить. Мама тихонько, протяжно запела песню своей молодости, я вслушивалась в эти куплеты.

Ой, да ты, Сибирская сторонка!

Ой, да вы, Сибирские края.

Там осталася моя девчонка,

Мне не надо было уезжать.

Окончив, она тихо вздохнула и сказала:

- Знаешь, Тоня, а ведь раньше хорошо было! Еще в девушках убежать хотела с Петром моим, что бы минуты друг без друга не прожить. А оно, видишь, как война принудила уехать. Только бы не разлучила навсегда. Каждый день бабы наши похоронки получают, смотреть больно.

- Да, мама. Я боюсь получать письма, вдруг развернем, а там похоронка. Как тогда жить будем?

Папина кузница совсем опустела. Кто знает, сколько еще будет?

Грусть, боль разливается колющим холодом во всем теле, небо становится стальным, сильной грозе греметь ночью. Я задвигаю свой стул и готовлюсь ко сну. Засыпаю, отпускаю всю тяжесть дня.

Грохот раздается в тишине, в ушах звенит, по привычке вскакиваю и оглядываюсь. В темноте вижу спину мамы, она стоит на коленях перед иконами, читает молитву, божью матерь смиловиться. Сегодня ночью в Ильин день злые духи прыгают в воду, русалки воют, вершится Божий суд. Илья казнит чертей, ведьм, меча молнии, грохоча. Я падаю на колени возле мамы, молюсь, плачу, так до утра.

С первыми лучами солнца постучалась к нам почтальонка Дарьюшка, письмо принесла. Сердце сжалось в груди, я взяла треугольник, бумага не как обычная, прочла надпись: "Нижний Тагил". Папка написал! Села около мамы и начала читать: "Дорогие мои, как бы тяжело не было, мы все равно их одолеем, придет то время, когда их флаги, танки, самолеты жечь будем. Петр - сын наш бьет врага, не жалеет ни себя, ни своих "крыльев". Наградили его за отвагу, поглядите сами. Он перевод мне послал, тысячу рублей, молитесь за него, чтоб жив остался". Мы развернули другую бумагу, где ровными буквами было выведено.

Гвардейскому бомбардировочному авиационному кировоградскому Будапештскому краснознаменному полку Рудометову Петру Петровичу (1923г.р.), главному сержанту тех.службы, воздушному стрелку, сделавшему более сорока удачных вылетов, дать медаль "За отвагу".

Слезы радости на глазах, но это еще не конец, повоюем,по- переживаем. Не раз откроют матери похоронки, не раз поплачут старики.

?Тихо. Так тихо, что не слышно ничего, даже приближения утра. А мысль окаянная всё вертится в голове, шепчет:" Смерть, шшш. Огонь, шшш. Дрожь..." Но почему так безмолвно, словно ты глубоко под землёй? А может и правда это конец? Я не увижу солнце, наш дом, маму? Страх, сердце где-то далеко, а ведь колотит, быстро-быстро улететь хочет. Тяжело дышать, горло жжёт.

Отправлен сертификат:Всероссийский литературный конкурс «История моей семьи»